You can read the interview with Rafael Timerbakov in English following the link.
Интервью провела: Екатерина Жаринова. Помощь в редактировании: Дина Артемкина. Опубликовано 2 января 2022 г.
Рафаэль Тимербаков пять раз участвовал в фестивале “Малоформатный”, три года подряд в Екатеринбурге [2014-16], и в обеих программах Малоформатного в Тюмени [2016-17]. Танцовщик Челябинского театра современного танца, работавший в разного рода коллаборациях с другими хореографами и соло. Совсем недавно вместе с Дмитрием Чегодарем они организовали образовательный проект “Площадка”, первый блок которой пройдет 7-9 января 2022 г.
Сольная работа «Fast». Фестиваль «Малоформатный».
Музей истории Екатеринбурга. 31 января 2014 г.
В конце ноября 2021 г. в несколько подходов задавала вопросы, и Рафаэль отвечал либо письменно сообщениями в ВКонтакте или Instagram, либо аудио-сообщениями в ВКонтакте. Последние добавления были внесены 9 декабря 2021 г. В интервью максимально сохранен авторский текст.
Как ты пришел в танец?
Я танцами, какими-никакими, занимаюсь с 7 лет. Хотя в общеобразовательную школу пошёл с 6. Я из тех детей, которые не перепрыгивали классы, а от 1 до 11 учились, прямо от звонка до звонка.
В первом классе, я как понимаю сейчас, меня родители пощадили, чтобы я адаптировался к школе, а вот на втором году обучения начали пристраивать в различные секции, кружки и прочее. Но везде говорили, что я маленький, и щупловат. Единственное место, где меня приняли с распростёртыми объятиями, — это было хореографическое отделение при детской школе искусств. В таких местах всегда дефицит мальчиков.
Но и по спортивной линии всегда всё хорошо было – и в школе, и в мимолетных увлечениях, будь то футбол, греко-римская борьба, ещё, наверное, что-то. Но всё это отваливалось, танцы побеждали.
Какими именно танцами занимался?
В хореографическом коллективе с уклоном на народные танцы. Дефицит мальчиков наблюдался в том числе и в преподавательском составе, лексика была преимущественно женская. Но в детстве этого как-то не отслеживаешь, просто ходишь на танцы, занимаешься. Я с каким-то диссонансом столкнулся только когда поступал в академию*, где я узнал, что бывает мужская лексика: силовые, трюковые, хлопушки и третье, десятое. И только тогда я понял, почему все время, глядя на меня, наш преподаватель сетовал, что у нас в коллективе нет мужчины-преподавателя. Но школа была хорошая: и классический экзерсис, и народный. Все это, как база для меня сослужило хорошую службу. И поколенчески я из тех людей, из которых хорошие современщики получаются. Я имею в виду те, кто из народного пришел. Позднее подтянулись ребята из уличных направлений, преимущественно из брейкинга.
* Рафаэль Тимербаков окончил хореографический факультет Челябинской государственной академии культуры и искусств.
Получается, ты изначально выбрал себе профессию “хореограф”? А как родители к этому отнеслись?
Про родителей, было все гладко и хорошо до девятого класса, когда встает вопрос, куда ты дальше пойдешь. Да, я столкнулся с таким вопросом: “Что так и будешь танцевать?”, потому что родители, наверное, не сильно верили в моё увлечение и плюс я еще столкнулся с прессингом со стороны классного руководителя, которому вся эта моя деятельность танцевальная не особо нравилась, поскольку я был часто в разъездах, мы ездили по конкурсам, еще какие-то вещи. Для маленького города [г. Ясный Оренбургской области] это в диковинку, такая нехарактерная, наверное, профессия, когда ты не идешь в ПТУ, например. В девятом классе, я еще так неуверенно сказал: “Да, я буду продолжать”. До 10-11 класса у меня еще было время на раздумья, и потом ясно и четко понимал, что надо дальше заниматься танцами.
В конце концов, со стороны родителей пришло принятие, и по большому счету в какой-то степени они даже гордятся. Ведь в их время такого не было, что ты как сказал, так и сделал, то есть по большому счету руководствовались тем, что есть, выбора как такового не предоставлялось. Я просто пошёл, сделал, как мне надо, и продолжаю этим заниматься. И сейчас безоговорочное принятие моего выбора, следят за мной в соцсетях, ходят на мои выступления. До конца может не понимают, но ставят лайки [одобряют].
Почему/как ты начал создавать свои работы? И как тебе удается совмещать работу в коллективе в качестве исполнителя и работу в качестве независимого автора и исполнителя?
Переломный момент случился после сотрудничества с испанским (баскским) хореографом Асьером Забалета [Asier Zabalete]. Я уже 3-4 года работал в ЧТСТ, и случился проект “Интраданс”*, где хореографом для ЧТСТ** был назначен Асьер. [2010 год.] Он поставил для всей труппы спектакль “Следующий” (Next in Line), его, кстати, номинировали на Золотую Маску. В тот же период номинировали Провинциальные Танцы с “Песней не про любовь” и Диалог Данс с “Мирлифлор” [также созданные в рамках проекта “Интраданс”]. “Диалоги” тогда и взяли Золотую Маску, мы были близки к лауреатству, но и за Диалогов я был очень рад.
И после “Следующего”, Асьер захотел поставить сольный спектакль “Транспарент” с моим участием. Для этого я на 2 недели уезжал в Сан-Себастьян, и мы сделали работу за 10 дней и далее доводили ее до абсолюта. Это был катализатор. Я увидел новый подход к созданию, новую культуру по отношению к танцу, и вообще отношению к жизни. Всё очень скрупулезно, въедливо, профессионально. А главное, разделение профессиональных и бытовых вещей. Тебя могут уничтожить в зале, требовать многократных повторов в полную ногу, заучивать тобою же сымпровизированные фразы. А потом провести тебе экскурсию по городу или отвезти в Бильбао, в музей Гуггенхейма.
И вот тогда я почувствовал, что могу что-то сам доставать из себя и актуально высказываться.
Далее был период с 2013 до 2016 годов, когда я уходил во фриланс, но тогда это было очень тяжело и мало изучено, поэтому пришлось вернуться в театр. Но мне думается, что я за эти три года нарастил и мяса, и хитин, и что-то еще, да привнёс нового со своим возвращением.
* Европейско-российский проект “Интраданс”, в котором европейские хореографы ставили спектакли для российских компаний современного танца, был осуществлен в 2009-10.
** Челябинский театр современного танца, художественный руководитель – Ольга Пона. Основан в 1992.
А сейчас ты бы смог быть фрилансером?
Это такая история с сослагательным наклонением. Можно предполагать, что угодно. Да. В нашей стране вообще прогнозировать — это самое гиблое дело. Но конечно, есть такой соблазн, что фриланс сулит нам что-то большее. Хочу о другом сказать, даже будучи в театре, и имея какую-то “подушку” в том плане, что у тебя есть класс, регулярная практика, какой-то доход, все равно, чтобы обеспечивать себя и свою семью, ты не можешь обойтись без “сверхприбылей”, то есть ты должен так или иначе шевелиться, кому-то себя предлагать, где-то подрабатывать, что-то ставить, где-то проявляться. Получается такой своеобразный гибрид.
Но само государство с нашим устройством, укладом и перспективами, как бы намекает: “надейтесь только на себя”. Я бы с превеликим удовольствием на проектной основе сотрудничал с театром и занимался бы своими делами))
С кем еще из хореографов тебе приходилось работать? Можешь перечислить постановки?
Попробую рассказать про хореографов, с которыми столкнулся в профессиональной деятельности и сразу оговорюсь, здесь мы говорим не о том, что кто-то чего-то ставил и так далее, у нас все-таки другая специфика, не Балет “Москва”, где в основном работают приглашенные хореографы, у нас все-таки один руководитель, Ольга Николаевна Пона, плюс сами мы тоже ставим, но мы не считаемся хореографическими единицами. Это не умаляет наших профессиональных качеств, но для широкой публики мы остаемся в какой-то периферии.
Еще небольшая оговорочка, про хореографов. Я имею в виду, что если я хотя бы у кого-то был на классе, то это я тоже считаю, как соприкосновение, потому что постановка — это все-таки история про то, что тебя волнует сейчас. То есть, ты пришел, ты увидел с кем тебе работать, и то, что в тебе откликается сейчас, ты это на ребят как бы и выливаешь, вдохновляясь или от ребят, или исходя из своих внутренних каких-то процессов. А классы – это все-таки история твоего становления, твоего бэкграунда, то есть то, во что ты веришь на продолжении многих лет. То есть ты не можешь с неподготовленным материалом прийти и давать класс. Класс не может быть зыбким, это должна быть твоя философия, поэтому в класс я верю больше, чем в постановку.
Начнем по списку. Некоторые имена могут быть совершенно неизвестными, какие-то на слуху. Начнем, Земфира Шарипова — прекрасный хореограф, как и все студенты, я начинал с ночных клубов, с какой-то деятельности в шоу-балетах, и этот хореограф попался мне как раз-таки в ночной жизни, но мне кажется, этот человек научил меня ремеслу, то есть там и творчества было с лихвой, но вот когда нужно очень много и в короткий промежуток времени, и нужно собраться и сделать какую-то основательную программу коммерчески выгодную, то этот человек меня этому научил. Дальше, вот, Ольга Николаевна Пона, которая уже дальше по профессии встретилась и являлась художественным руководителем в первый приход и в последующий, далее Асьер Забалета, который меня немножко подвстряхнул после театра, несмотря на то, что я там уже проработал какое-то количество времени.
Далее захватываем период, когда я ушел из театра и были три года подвесных, вроде “фриланс”, можно так называть. В этот период я активно старался себя занять, и поэтому где-то придумался проект “Фабрика”, и я старался привезти в Челябинск каких-то преподавателей, где-то сам я куда-то выезжал. Первая, кого я встретил в этот период, была Штефани Томассен, это датский хореограф, молодая девушка, можно сказать, мой ровесник. Маргарита Мойжес организовывала лабораторию* в Челябинске, и Штефани была среди приглашенных хореографов и ставила работу с участием студентов, и я туда затесался потому, что мне совершенно было нечем заняться. Она посмотрела на меня и, не говоря студентам, сказала, что мы тебя сразу берем, давай-ка ты никуда не сливайся и как бы будь в этой работе. Благодаря этому, мы смогли съездить в Данию, показаться с этой работой. Работа называется “Крупицы правды”. Там и Женя Турушкина участвовала, и Артем Хромых, еще будучи студентами Челябинской академии культуры и искусств.
Далее скажу про Диму Гайтюкевича, которого привозил, с которым познакомился на “Точке”**. Мне понравилось его спокойствие, его классы. Несмотря на его спокойствие, довольно стремительные, какие-то активные, энергозатратные. Работы Димы, наоборот, те, что я видел, такие нордические, спокойные, повествовательные.
Далее в этот же период я старался, как уже сказал выше, чем-то себя занять, поэтому подавался на всякие площадки и среди этих площадок была арт-резиденция на “Станции”. Туда я попал и делал работу под руководством… то есть нашим куратором была Таня Гордеева. Как говорит Ваня Евстегнеев [художественный руководитель арт-площадки “Станция”], это “монструозная женщина”. Это действительно “ходячая википедия”. Она не отвечает на твои вопросы, но она делает все, чтобы ты сам ответил на свой вопрос. Столько в ней информации и она умеет тебя повернуть так, чтобы ты сам реакционировал, ты сам рефлексировал. Она только тебе подкидывает дров, а ты сам загораешься. Очень мощный опыт. И довелось побывать на ее классах тоже.
В этот же период, я думаю, случился Илья Беленков, выходец из “Повстанцев”***, который впоследствии отказался от танцев и ушел в соматику. Я у него был на курсе идеокинезиса и этот опыт тоже отпечатался во мне.
Если продолжать историю про привезенных хореографов, это Александр Челидзе. Вообще, прекрасный опыт, очень мудрый человек, настолько он мог зажигать своей профессией, что мои ученики за ним пошли поступать в Питер, где он преподавал. Также из привезенных был Мартин Форсберг, от которого осталось весьма неоднозначное впечатление. В этом же периоде – Артем Волосов, и мне очень импонировал его поиск, то есть именно движенчески, все как любит Ольга Николаевна, это действительно “смарт боди”, когда тело умнее головы.
Далее – период, когда я вернулся в театр, и там столкнулся с Митей Федотенко, который оставил во мне весьма такие противоречивые ощущения. Я считаю, любой опыт отпечатывается. Как у Гришковца есть цикл повестей и рассказов “Следы на мне”, так и любое соприкосновение с каким-либо хореографом, будь то участие в работе, либо поход на классы — это все следы на мне, то есть из всего этого я выношу какой-то урок. Там же случился Саша Гурвич, который ставил в театре работу “Зараза”, затем была Оля Цветкова. В период ее пребывания у нас в Челябинске, мы смогли показать с Димой Чегодарем и Таней Крицкой трио “Антиципация”, и это был самый лучший показ, несмотря на то, что это был work in progress, мы показались своим ребятам. Это был единственный случай, когда что-то зашевелилось внутри после показа, какая-то вибрация произошла, причем мы все втроем это почувствовали.
Далее идет период, когда будучи в театре, я вырвался на театральную школу “Территория”, и там я столкнулся с мастер-классами Кости Кейхеля, от которого тоже остались немножко противоречивые ощущения, там же с Анной Абалихиной соприкоснулся, с Сашей Андрияшкиным. И тут же захватим период дуэтных работ моих, это сотрудничество с Машей Качалковой, несмотря на то, что Маша — моя однокурсница, я считаю ее в большей степени экспериментатором. Это единственный человек, который может достать из меня каких-то демонов, направить меня в нужное русло, какой-то найти подход, мы буквально понимаем друг друга с полуслова. Когда я в очередной раз решусь на сольную работу, то конечно же привлеку Машу Качалкову.
Дополню про соло, раньше была другая степень ответственности, наполненности и бэкграунда, а сейчас градус ответственности повышается. Я один со своим соло точно не справлюсь. Я понимаю, что мне нужна команда, мне нужен взгляд со стороны, мне нужен человек, который будет со мной, за меня, и так далее.
Далее Лена Коротаева, которая организует замечательный фестиваль “Контур” в Екатеринбурге. Сделали с ней дуэтную работу “Бездна”, хорошее было сотрудничество. Наисвежайший дуэт — дуэт с Женей Турушкиной, и здесь мне нравится подход, мы даем друг другу время, и это очень ценно.
Из последнего опыта, я был на классе у Оли Лабовкиной. Один класс дает, наверное, не все, но какое-то представление все-таки дает. Из последнего еще, со мной случился Ярослав Францев, такой пробивной парень, на тонких материях, все это тоже откликается. Он будет работать с нами в театре, замыслил какую-то обширную работу. Но я к себе прислушался, честно подошел к Ярославу и сказал, что несмотря на то, что я чувствую отклик к его подходу, я бы хотел отказаться от участия в его работе. Потому что знаю, сколько это займет времени, сил, энергии, и во что на выходе это может превратиться в нашем театре, с нашим подходом. А, и среди прочего, я еще вспомнил, почему я отказался. Потому что из последних хореографов, с кем довелось сотрудничать, – Риккардо Бускарини [Riccardo Buscarini], итальянский хореограф, он поставил для нас две работы “Шёлк” [Silk (2017)] и “Ноктюрн” [Nocturne (2019)]. Последняя работа просуществовала совсем недолго на базе нашего театра, и поэтому остаются только сожаления и не хочется опять пребывать в этом опыте.
* III Международная лаборатория современного танца (2013 г.).
** Международный фестиваль современного танца “Точка” проходит в г. Омск с 2012 г., в настоящее время проводится раз в два года. Художественный руководитель фестиваля — Ольга Горобчук.
*** Илья Беленков примкнул к “Повстанцам” (г. Москва) после работы в коллективе ВАМПИТЕР (г. Новосибирск), где танцевал вместе с Катей Басалаевой и Сашей Андрияшкиным.
Следует ли слушать своё тело профессиональному танцовщику? Ведь если слушать и работать, только когда телу хочется, как тогда работать в компании, преподавать?
Это такой тонкий момент. Наше тельце не вечно, но всегда прекрасно в любой период. Главное подружить его с головой))
Мне кажется всё равно нужна дисциплина, но не через жёсткую структуру. Так, через ритуал, чтобы всё было в удовольствие. Меня спасает разнообразие, интерес. Баланс. Если слушать только тело, можно уйти в йогу или соматическое движение. А если только голову, то можно себя загнать и ничего не хотеть, т. к. там всегда транслируется: надо, надо, надо!
В любом случае — самое главное, что рецепта нет. Есть путь, как у самурая)
И все-таки почему танец? Что для тебя танец?
Про танец так просто в двух словах и не скажешь… Иногда прямо сильное разочарование постигает и отказ, и уже хочется уйти и найти что-то другое, а может смежное, но потом как шарахнет что-то по голове, по жизнеустройству твоему, по тебе на уровне соматики. Мол, не смей! Выбрал, или тебя выбрали – будь любезен! Будь в танце, с танцем. Вглубь, вширь, как хочешь!
Скажи про танец в более чем двух словах, у нас нет ограничений по объему текста.
Начну с небольшого рассказа, сегодня ехали на занятия сына, и с заднего сидения он спрашивает: “Мама, кем ты работаешь? А кем папа?” И мама отвечает: “Я стилист, хоть и по образованию математик, экономист-аналитик”. А папа говорит, что он хореограф, преподаватель, артист балета и иже с ними. На что сын Давид говорит: “А почему у папы столько много профессий, а у мамы всего одна?” То есть я хочу сказать, что очень широкое применение нашей профессии: ты можешь быть преподавателем, ты можешь быть исполнителем, ты можешь быть постановщиком, ты даже можешь быть репетитором, ты можешь сидеть в жюри, ты можешь просто консультировать людей. В общем, очень широкое применение нашей профессии. Даже можешь быть моделью — немножко отойти от профессии и заниматься каким-нибудь позингом для моделей и так далее. [Вздыхает.] В конце концов, ты можешь уйти в какие-то соматические практики и заниматься тонкими материями, тренингами, лабораториями и прочими такими движениями-недвижениями. Можно быть организатором каких-то фестивалей, и других событий. В конце концов, можно быть антрепренером, и даже в этой связи селекционером, то есть иметь свое видение, привозить интересных тебе людей. То есть, очень широкий спектр прикладной нашей профессии.
Но это тебя не застраховывает от того, что, в конце концов, ты приходишь к тому, что ты выгорел, устал, загнал себя, разочаровался, не видишь дальнейшего пути развития в своей профессии. Ты не чувствуешь, куда двигаться дальше: вглубь / вширь / повернуться на 180 градусов. Какая-то накопительная история происходит с тобой, и ты уходишь в полнейший отказ и думаешь, что пора менять что-то в жизни, находить что-то смежное или, наоборот, что-то радикальное вплоть до того, что уходить в массаж, в реабилитационные практики, в какие-то другие творческие профессии – будь то флорист, может быть, сомелье, кавист.
Это, наверное, история про то, что ты не можешь объять свою профессию, если не подбивать вот так, как сейчас, в такой-то год сотрудничал с тем-то, в такой-то год делал то-то, и еще что-то, и еще с кем-то, посещал такие-то классы, то есть это все затирается в твоей памяти, а все, что остается, – это какие-то умозрительные заключения. Какое-то эфемерное чувство тебя все время не покидает, да, [вздыхает] ты не можешь объять свою профессию, наверное, от этого растут в нашей профессии ноги наших проблем. То есть ты не чувствуешь какого-то утилитарного, прикладного характера своей профессии. Действительно, это все эфемерно. То есть если художник пишет картину, то остается картина. Музыкант сочиняет музыку, остается музыка. Если не фиксировать танец, то он не остается. Говоря о нашей профессии, о современном танце, даже если ты его зафиксируешь, он с течением времени перестает быть актуальным. Да, можно надеяться на цикличность моды, и что твое творчество опять станет модным, или оно до поры до времени было не признанным, а потом на него взглянут по-другому и скажут: “О, класс! Ты уже в то время думал об этом!“ Но, это ОЧЕНЬ редкие случаи, а еще вот этот момент, что ты целиком и полностью немножко такой зависимый, то есть история про то, что танец не может существовать без музыки, то есть получается, что музыка — более главный компонент в тандеме с танцем. Получается, что танец такой не генеральный, он такой периферийный какой-то продукт. Я думаю, что это, в конце концов, такое немножко горе от ума, история про рефлексию излишнюю. Это все приводит к какому-то все равно обесцениванию, и от этого накапливается усталость, что ты не веришь в то, что делаешь. И приходится вдохновляться чем-то иным.
В любом случае во главе стоит история про то, что нельзя терять какой-то диалог с последующим поколением, что ли, то есть нельзя с позиции ментора. Да, у тебя есть бэкграунд, у тебя есть опыт, ты знаешь, что в твое время было актуально вот так, ты знаешь какие-то фундаментальные вещи. Но вот приходят молодые со своим рвением, а ты знаешь, что твой человеческий век короток, а творческий уж тем более короток, так что не нужно зашорено все отрицать. Наоборот, нужно выстраивать диалог, делиться. И своим мнением, и слушать мнения остальных, и на фоне этого, наверное, ты стараешься актуализироваться, то есть плюсом нужно все время посещать какие-никакие классы, ходить-смотреть даже с позиции наблюдателя, даже если технические классы тебя достали и не вдохновляют. В общем, нужно в чем-то черпаться, да. Критика критикой, но нужно вырабатывать в себе какую-то степень покладистости и, наверное, [смеется] вот этот момент важен — радоваться простым свершениям и маленьким открытиям.
Нужно в определённый момент понять, что точка роста твоя замедлилась, больших прорывов больше не будет. Ты теперь обрастаешь только слоями. Будь благодарен этому и не останавливайся.
Могу я заключить, что для тебя танец — это возможность следовать своим путём и проявляться разнообразно?
Это область, в которой я чувствую хоть какую-то степень своей компетенции, экспертности. Да по большому счету больше я практик, чем теоретик и историк. Я обладаю многоплановым опытом. Подтягиваются ко всему ещё смежные профессии: режиссёр, световик, продакшен и прочее. Про то, что происходит в других профессиях, мне неизвестно. У меня нет опыта.
Сначала танец выбрал меня, а затем и я выбрал танец. И я могу в нём пребывать в разных ролях, как хамелеон, меняться в зависимости от обстоятельств, потребностей, возможностей. Есть ещё неосвоенные направления.
Подкаст про танец, какие-то интересные беседы о танце. Онлайн занятия, которые действительно полезны и дают знания.
Я “немного страдаю” от того, что у нас не такая широкая индустрия и аудитория, как например в футболе, хоккее. Это совсем другая история, но я люблю проводить аналогии. Но если бы танцовщиков вели, как элитных спортсменов. Какого уровня был бы продукт? Сколько имён мы бы открыли?
Еще из неоткрытых моментов, что хотелось бы попробовать в танце, хотелось бы поработать ассистентом хореографа, еще называется shadow choreography. Чтобы на мне лежала какая-то часть ответственности за выпуск какой-нибудь широкой полномасштабной работы и я бы помогал и был соавтором. Такого опыта еще бы хотелось.
Как ты относишься к телевизионным танц-шоу?
Я никак не отношусь к ТВ. Просто нейтрально. Не смотрю, не критикую, ничего не предлагаю. В меня не попадает. Но я представляю, какая это индустрия, какой труд и на скольких людей он оказывает влияние. Для ребят, которые танцуют, это не смысл жизни (надеюсь), а лишь ещё один медийный инструмент для того, чтобы заявить о себе, проявить себя.
Почему/зачем ты участвовал в Малоформатном?
Не помню, почему впервые я участвовал в Малоформатном, но потом я понял, что это здорово, это независимо, это трушно, это такой ди ай вай*))) А ещё тебе здесь верят, поддерживают и ждут)
Малоформатный для меня такой один. И когда я сообщил Диме [Чегодарь], что хочется его реанимировать, то Дима с радостью согласился поддержать это начинание, начал сразу придумывать, кого привезти.
Ближайший по значимости фестиваль — это фестиваль дуэтов в Костроме “Диверсия”. Он проходит на арт-площадке “Станция” и курирует его Иван Естегнеев (“Диалог-данс”) .
Я всегда – и как зритель, и как исполнитель, и как постановщик – за малую форму. Это нерв, это больше внимания и мелочей, это камерность. Никто и никуда не спрячется.
Вообще мне видится, что Малоформатный фестиваль, это не для театра и не для концертных залов проект. Это для галерей, музеев, возможно, библиотек, малых сцен.
Это для внимательного, вдумчивого, рефлексирующего зрителя. Зритель здесь, не как потребитель контента, а как соавтор, соратник. Не нужно перед фестивалем ставить вселенских и других сверхзадач и требований в плане быть конкурентным, выполнять просветительскую деятельность и другие функции. Он (фестиваль) нишевой, и всегда найдётся свой зритель, именно тот, который нужен. Не случайный и не праздный)
* DIY — Do It Yourself.
Расскажешь про ваш с Дмитрием новый проект?
Так как мы с Димой часто выезжаем преподавать, сидеть в жюри, ставить и прочее, это наше видение, как можно сделать проект, чтобы нам всё нравилось. И студентам, и преподавателям, чтобы было всё профессионально, но с душой. А ещё обижает, что Челябинск в последнее время становится каким-то периферийным и инертным городом. А ещё много танцевальных коллективов, но всё разрозненно. Нет танцевального комьюнити. И мы набрались наглости создать такие события и прецедент, чтобы всех объединить, познакомить, показать, заобщаться, зашевелить.
Ekaterina Zharinova 